Меншиковские пятаки 1727 года с надписью «ПЯТЬ КОПЕIKЪ»
Из истории монетного производства России известно, что затянувшаяся Северная война, а также постоянная нехватка денег для других масштабных государственных расходов подтолкнули Петра I к введению в обращение 40-рублевой стопы для медной монеты. С 1718 г. в течение четырех с половиной лет чеканились полушки, а с 1723 г. – пятикопеечники, которые вошли в историю денежного обращения России XVIII в., как самые легковесные и вредные монеты.
С начала осуществления этого рискованного шага император понимал, что последствия для экономики страны могут быть тяжелыми, поскольку из-за чрезмерно высокой монетной стопы эти деньги станут выгодной целью для фальсификаторов. Власти, в свою очередь, принимали всевозможные меры для затруднения изготовления фальшивых пятаков, для чего были использованы дезориентирующие фальшивомонетчиков мероприятия, а также меры по опознанию и изъятию фальшивых пятаков. Вся эта информация хорошо изложена в нумизматической литературе, поэтому дублировать ее здесь нет необходимости.
Тем не менее в начале данной темы будет весьма кстати привести интересный отрывок из письма В. Н. Татищева, написанный им в Москве 3 октября 1727 г. и адресованный в Санкт-Петербург А. С. Маслову. (Для справки: Анисим Семенович Маслов, обер-секретарь тайного совета, находился в столице Империи – Санкт-Петербурге и был непосредственным начальником Татищева): «…И хотя я, яко присутствующий оному служитель, в начинании видя довольно противоречиев, однакож принужден оставаться с заключением языка и последовать повелению. Однакож ныне еще удобный случай к тому видя, чтоб легко можно вкратце оной вред отвратить и, ведая вашу к Е. И. В. и всему отечеству верность и прилежность, дерзаю сим представить, дабы к пресечению оного труд ваш приложить соизволили. И хотя нужно бы мне вашему превосходительству о сем обстоятельней донести, в чем оный вред состоит и коим образом без тягости народа и убытка казенного оное исправить, однакож учиненная от меня в кабинете Е. И. В. при определении к сему делу присяга обстоятельно писать возпрещает. И ежели оная повелением е.в. разрешится, то приложу труд мой о том подумать и в надлежащее или определенное место представить».[1]
Из характера письма видно, что присяга, учиненная Татищеву перед отправкой в Москву, тяготила его, и он надеялся, что новый император освободит его от неё. Желание Татищева избавиться от данной присяги свидетельствует о том, что это не была стандартная присяга регламентного характера, которая предусматривалась для чиновников, посвященных в государственные тайны.
Интересно, какую такую тайну под присягой был вынужден хранить Татищев, что даже не мог изложить своему непосредственному начальнику, находившемуся в столице? Очень важно в данном случае отметить, что эту присягу учинили Татищеву 31 января 1727 г. в кабинете Екатерины I[2], хотя ещё при Петре Алексеевиче он занимал руководящие должности в монетном производстве и тогда же, естественно, присягал, в том числе и о неразглашении государственных тайн.
Так же интересно и то, что сразу же после присяги в кабинете Екатерины Татищев был отправлен в Москву ответственным за производство пятикопеечников на трех монетных дворах. Точнее сказать, перед отправкой в Москву для Татищева была учинена присяга в кабинете Е. И. В., напрямую связанная с его московской командировкой. В Москву он прибыл 20 февраля 1727 г.[3], то есть через 20 дней после «учинения» присяги. О положении дел и своих соображениях по монетному делу Татищев должен был сообщать только в Кабинет императрицы[4]. Далее, обращает на себя внимание в письме и то, что Татищев решился рассказать о какой-то тайне Маслову не сразу после смерти Екатерины I в мае 1727 г., а в октябре, как только узнал об аресте Меншикова. Значит, скорее всего, эта тайна напрямую могла быть связана с Меншиковым.
И ещё, о каком удобном случае пишет Татищев в письме к Маслову? Цитата: «Однакож ныне еще удобный случай к тому видя, чтоб легко можно вкратце оный вред отвратить…».
С учетом того, что Меншикова арестовали 9 сентября, а письмо датировано 3 октября, то как раз этот интервал времени соответствует тому, чтобы новость из Петербурга дошла до Москвы. Отсюда очень похоже, что Татищев назвал «удобным случаем» арест Меншикова, для того чтобы «оный вред отвратить» и освободиться от тягостной для него присяги.
По всей видимости, отправка Татищева в 1727 г. на московские монетные дворы была связана не только с организацией форсированного выпуска пятикопеечников (для этого не нужна была бы очередная присяга). Скорее всего, данная присяга нужна была для неразглашения особого секретного поручения, связанная с производством пятаков с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ». И вот почему. В 1727 г.,
продолжая наращивать выпуск облегченной монеты, правительство прекрасно понимало, что рано или поздно эти пятаки придется выкупать у населения и это потребует огромных расходов. Для того чтобы снизить расходы казенных денег на случай выкупа пятаков, возможно, было принято весьма нестандартное решение. А именно: на одном из монетных дворов, предположительно на Кадашевском
монетном дворе (поскольку продукция этого двора за 1727 г. встречается сравнительно редко), наравне со стандартными пятаками могли быть изготовлены монеты с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ». Расчет мог делаться на то, что ко времени выкупа пятаков у населения монеты, имеющие «особый» вариант оформления, можно будет объявить фальшивыми. Нужно признать «оригинальность» такого решения проблемы погашения дефицита государственного бюджета, и нельзя исключать, что подобный проект при Меншикове мог существовать. Естественно, все эти замыслы держались в строжайшей тайне и не нашли отражения в письменных источниках. Также возможно, что инициатором этого авантюрного плана был сам светлейший князь Александр Данилович Меншиков, у которого уже был опыт плутовства с серебряными монетами. Подобный «опыт» по отказу от признания законным
платежным средством монет, отчеканенных на государственном монетном дворе, имелся и у правительства (например, «меншиковские» низкопробные серебряные гривны и полуполтины 1726-1727 гг. из сплава новой инвенции с добавлением мышьяка, которые изымались из обращения наравне с фальшивыми монетами)[5].
Далее, как известно из свидетельств резчиков, работавших на московских монетных дворах: «…а таковых пятикопеечников на которых написано «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» на монетном дворе никогда не явлено и с начала пятикопеечнаго передела с 1723 г. по 1731 г. пятикопеечных с такою надписью ни кем не резано»[6]. Такое свидетельство весьма подходило для Сенатского Указа от 25 августа 1738 года[7], объявлявшего монеты с подобной надписью фальшивыми. Однако оно никак не вяжется с ходом предшествующих событий и строгими мерами предосторожности, предпринятыми правительством. Здесь или Сенат в течение десяти лет не замечал присутствия в обращении фальшивых пятаков с необычной надписью (при всей строгости контроля), или же эти пятаки хлынули на российский рынок лишь с середины 30-х годов XVIII в. Более правдоподобным выглядит первый вариант, так как если бы фальшивые пятаки с легендой «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» в большом количестве поступили на российский рынок в середине 30-х годов, то этот факт обязательно был бы отражен в документах того времени. Хотя в целом активизация изготовления фальшивых пятаков всех категорий приходится действительно на период второй половины 30-х годов[8].
Исходя из архивных данных, опубликованных в книге Василия Васильевича Узденикова, всего было намечено начеканить пятаков на сумму 3 500 000 рублей[9]. Но, в действительности, к осени 1730 года в обращении находилось пятаков на сумму не менее 3 173 000 рублей[10], а также неизвестное количество фальшивок всех категорий.
Из произведённых расчетов получается, что в 1727 г. пятаков было начеканено на сумму около 1 845 000 рублей, из них монет с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ», могло быть изготовлено (с учётом масштабности тайного проекта) на значительную сумму. Возможно, по первоначальному замыслу этих монет в обращении должно было ограничиться сроком в 2–3 года. Однако с приходом к власти Анны
Иоанновны в стране произошли перемены, и мероприятие по их запрету и изъятию затянулось на долгие годы. Но постоянный дефицит бюджета заставил реанимировать «меншиковскую» аферу, и 25 августа 1738 г. был принят Сенатский Указ. Данный указ был весьма выгоден правительству, так как фальшивые и подозрительные пятаки отбирались в казну по заниженной цене металла, а в
отдельных случаях изымались без оплаты[11]. А это означало, что казна сэкономит немалую часть государственных денег в ходе намечавшегося мероприятия по выкупу пятаков у населения, что было очень важно. Как известно, выкуп пятаков постоянно откладывался вплоть до сентября 1756 г. из-за нехватки средств у государства.
Известно также, что по специальному предписанию Красный двор должен был обозначать на своей продукции номинал «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ»[12], тогда как другие монетные дворы писали номинал «ПЯТЬ КОПЕЕКЪ». Интересно, какая была необходимость нарушать единообразие монет? Ведь для определения места чеканки на монетах под гербовым орлом имеется аббревиатура монетного двора. Скорее всего, надпись «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ» на монетах Красного монетного двора, специальным постановлением, могла быть введена лишь только для того, чтобы на их фоне «мягче» ввести в обращение «полулегальные» пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ». То есть, чтобы рассеять внимание населения и на фоне пятаков с надписью «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ» пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» не казались бы «белой вороной». Благодаря этим и другим подобным уловкам создавалось впечатление, что при чеканке пятаков не выдерживался принцип единообразия монет одного типа. Этому также способствовало и большое разнообразие в трактовке элементов гербового орла (в деталях оперения
крыльев, хвоста и т. д.). И при этом у каждого монетного двора был свой индивидуальный почерк в изображении государственного герба на выпускаемых пятикопеечниках. Но в целом сохранялся схожий образ гербового орла на каждом из трех монетных дворов и легко различимых между собой.
Например, на пятаках 1727 года с аббревиатурой «НД» (Набережный монетный двор) четко прослеживаются три основных типа гербового орла (см. илл. 1–3). При этом третий тип орла (см. илл. 3) встречается на пятаках НД гораздо реже.
На пятаках МД, чеканившихся на Кадашевскомй монетном дворе, прослеживаются два основных варианта орла: орел типа предыдущих годов (см. илл. 4), имеющий несколько разновидностей, и орел нового образца (см. илл. 5), встречающийся реже и имеющий сходство с другими орлами (см. илл. 3 и 6). А на продукции с обозначением «КД» (Красный монетный двор), хотя и выдерживался один тип орла (см. илл. 6), но с большим количеством разновидностей. Диаметр точечного ободка на пятаках КД, как правило, больше, чем на пятаках МД и НД, и, в среднем, составляет 17,5 мм, что также является отличительной особенностью продукции Красного двора. Причиной многообразия поштемпельных разновидностей являлось и то, что штемпели к пятакам не переводились целиком с маточников (как это делалось массово с начала второй половины XVIII в.), а вырезались штихелем и выбивались отдельными пуансонами вручную. Можно отметить низкий уровень мастерства и небрежность некоторых резчиков, так как встречаются экземпляры монет с ошибками в обозначении даты, например: «1276» на пятаках МД или «1721» на продукции НД; также встречаются подлинные пятаки КД с нестандартным расположением счетных точек на аверсе.
Мог ли Красный монетный двор изготовить пятаки с изображением «специфического» гербового орла, схожим с тем, что на пятаках с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ»? Ответить на этот вопрос однозначно сложно, но попробуем проследить некую цепочку, составленную из представленных монет (см. илл. 7, 8, 8А, 9 и 9А). На иллюстрации 7 изображен орёл, который свойственен пятакам «КОПЕIКЪ» и «КОПЕЕКЪ» КД, на иллюстрации 8 – пятак, который подпадает в разряд фальшивых из-за специфического рисунка гербового орла. И между этими двумя аверсами есть признаки, которые позволяют считать их продуктом одного монетного двора.
Далее, реверс пятака (см. илл. 8А) идентичен реверсу пятака (см. илл. 9А), который, судя по аверсу (см. илл. 9), должен считаться подлинным. То есть эти монеты могут являться чеканом российского монетного двора, и если пятак (см. илл. 9) является подлинным, то из стен Красного монетного двора могли выйти пятаки со «специфическим» изображением гербового орла. И в силу своей упрощенности, изображение такого орла могло быть позаимствовано фальсификаторами всех мастей.
Известно, что все пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» датированы 1727 г. и имеют обозначение монетного двора «КД». Интересно отметить тот факт, что только среди пятаков этого года с аббревиатурой «КД» встречаются пятаки с написанием номинала «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ», «ПЯТЬ КОПЕЕКЪ» и «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» (см. илл. 10А, 10В и 10С), из которых две последние (см. илл. 10В и 10С) разновидности считаются фальшивыми. Один монетный двор и три разных написания номинала в течение одного года. Если вспомнить, что две разновидности пробных пятаков и все пятаки образца 1723 г. имеют надпись «ПЯТЬ КОПЕЕКЪ», то становится очевидным, что на пятаках 1727 г. были искусственно введены надписи «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ» и, вероятно, «ПЯТЬ КОПЕIКЪ», на что были свои причины, продиктованные экономическими и политическими соображениями. Да и мог ли гравер иностранного монетного двора, копируя при изготовлении фальшивых штемпелей российские монеты, допустить самодеятельность (а это уже не просто ошибка) и оттиснуть на штемпеле реверса вместо буквы «Е» или «Я» букву «I»? Конечно же нет, поскольку от внешнего вида его продукции зависели жизни людей, провозивших эти фальшивки на территорию России, правительство которой предпринимало жесткие меры по перехвату пятаков иностранной чеканки прямо на рубежах страны[13]. Думается, что фальсификаторам легче было изготовить штемпель реверса с написанием номинала «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ», так как для его изготовления необходимо было иметь семь разных литерных пунсонов, а для изготовления штемпелей с легендой «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» – на одну литеру больше. Для монетного же двора это различие большого значения не имело. Отсюда большая вероятность того, что штемпели, которые производились на иностранных монетных дворах (в том числе и штемпели с «ПЯТЬ КОПЕIКЪ»), копировались непосредственно с подлинных пятаков российской чеканки. Это, в свою очередь, является основанием полагать, что на московском монетном дворе в 1727 г. было отчеканено запланированное количество пятаков с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ». К тому же, как известно из работы Александра Храменкова, встречаются пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕЯКЪ», аверсы которых отчеканены теми же штемпелями, что и аверсы монет с обозначением номинала «ПЯТЬ КОПЕIКЪ»[14]. Вполне вероятно, что их чеканка производилась на одном и том же монетном дворе.
Хочется отметить еще одно обстоятельство, связанное с выпуском монет пятикопеечного номинала образца 1723 г. Это полное отсутствие пятаков с датой «1728», хотя данная дата совпадает с началом массового выпуска монет копеечного достоинства той же монетной стопы. Что это?
Возврат в прошлое, когда самой крупной медной монетой была копейка, или же это обусловлено нехваткой производственных мощностей? Чтобы понять ситуацию, следует обратить внимание на указ от 16 мая 1729 г.[15], предписывавший вместо запланированных копеек и полушек по-прежнему чеканить пятаки (Цитата: «…пятикопеешники против копеек и полушек сделаны будут скорее и прибыли от них будет больше…»). Этот указ можно интерпретировать по-разному, но больше похоже на то, что выпуск пятикопеечников не прекращался вплоть до 1730 г. Существует также интересный документ, датированный 1730 г.[16], в котором говорится: «…от старых копеек и пятикопеешников хотя прибыль перед оными весьма превосходна, однако же воровских тисненных инструментами по всем розыскам не явилось, хотя оные воровали в местах таких, где инструменты легко сделать можно, на Туле и Павлове перевозе, а делали отливные, которые ныне по примеру копеек всякий крестьянин узнать легко может». Этот документ свидетельствует, что до 1730 г. тисненных фальшивых пятаков не было выявлено. Но это не значит, что тем, кто разыскивал «воровских тиснённых инструментами» не попадались пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ». Конечно же, попадались, просто они тогда себе представить не могли, что эту категорию пятаков в 1738 г. специальным Указом назначат фальшивой. Тем не менее, из этого документа следует отсутствие угрозы наводнения российского рынка фальшивыми пятаками. А если перед властями на тот момент не стоял вопрос об угрозе российской казне от фальшивых привезенных пятаков, то зачем же в 1728 г. было отказываться от столь прибыльного их производства?
Уже в именном указе от 26 января 1727 г.[17] предусматривалась развернутая система мероприятий по обеспечению выкупа пятаков у населения. Этот указ так и остался на бумаге. Но известны указы иного содержания, например, именной указ от 18 сентября 1727 г. «…сделать пятикопеечников старыми штемпелями всего и с теми, которые уже сделанны, полтретья миллиона…», то есть власти нуждались в продолжении производства пятаков.
Согласно сведениям, приведенным в книге А. И. Юхта[18], чеканка пятаков производилась примерно в такой последовательности: с момента начала чеканки с 1723 г. по 20 февраля 1727 г. было изготовлено пятаков на 605 000 рублей, с 18 марта по 29 апреля 1727 г. – на 191 000 рублей, с мая по 10 октября 1727 г. – на 1 204 000 рублей, с 10 октября 1727 г. по февраль 1728 г. – на 500 000 рублей, за три года, с 1728 г. по 1730 г., было сделано пятаков и копеек на 1 500 000 рублей (с учетом того, что копеек было отчеканено фактически на сумму 496 544 рубля, объем чеканки пятикопеечников за тот период составляет 1 003 456 рублей). Цифры показывают, что почти половина изготовленных пятаков за весь период с 1723 г. по 1730 г. приходится на 1727 г.. К этому времени была проведена
генеральная реконструкция всех трех московских монетных дворов, не возникало особых проблем и с поставкой меди. Из приведенных данных видно, что выпуск пятаков в 1728 г. не прекращался, хотя и заметно сократился (чеканили, главным образом, копейки), и в то же время пятикопеечники с такой датировкой не известны. Думается, причина в том, что все пятаки, изготовленные в 1728 г., чеканились штемпелями с датой «1727», и это косвенно подтверждается тем, что пятаки с датой «1727» встречаются в настоящее время гораздо чаще, чем с другой датировкой. Естественно, возникает вопрос о причинах, по которым пятаки изготовленные в 1728 г. имеют дату «1727», хотя в то время соответствие даты на монетах календарному году выдерживалось довольно строго? Одна из них, возможно, состоит в том, что это также входило в комплекс мероприятий по дезориентации фальшивомонетчиков. То есть появление на российском рынке пятаков с датой «1728» означало бы, что они все без исключения являются фальшивками, а в случае перехвата на границе подобных монет стало бы явным место их производства и поступления на российскую территорию. Отсутствие пятаков с такой датировкой на российском рынке ещё раз указывает на то, что на иностранных монетных дворах при фальсификации пятаков образца 1723 г. к изготовлению штемпелей относились с особым вниманием и копировались они непосредственно с подлинных российских монет. А это, в свою очередь, дополнительно подтверждает гипотезу о том, что изначально пятаки с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ» могли быть отчеканены на одном из трех российских монетных дворов. Впоследствии их количество могло увеличиться и за счет фальшивок иностранного производства, отличать которые от подлинных пятаков представлялось крайне затруднительным. А разработанный Сенатский указ от 25 августа 1738 г., возможно, был вторым и очередным этапом в финансовой афере государственного масштаба, которая и по сей день окутана тайной. Этот нестандартный шаг значительно облегчал финансовую проблему в пользу государства на пути к изъятию из обращения легковесных пятаков за счет населения. Нужно вспомнить и то, что Сенат в своем определении от 14 ноября 1743 г.[19] отмечал, что все проекты, рассмотренные по обмену у населения пятаков неприемлемы, так как издержки по изъятию пятаков возлагались на казну. А правительство всегда стремилось выйти из создавшегося денежного кризиса, главным образом, за счет населения.
В завершение данной темы обратим внимание на результат указа от 8 апреля 1757 г. где подведены итоги проведённого выкупа пятаков образца 1723 г.: «возвратилось оной (пятикопеечной монеты. — В.У.) в казну Нашу гораздо меньше, нежели выпущено было, так что вместо того, что опасаемо было великое число подвозных (из-за границы. — В.У.) и поддельных медных пятикопеечеиков, не достало оных при вымене противу выпущеннаго в народ числа 205 723 рубли.»[20] По этому поводу в нумизматической литературе сообщается, что итог, прямо надо сказать, удивительный: на протяжение многих лет русское правительство вело непрерывную и ожесточённую борьбу с отечественными, а главное, зарубежными фальшивомонетчиками, а в результате население смогло сдать на выкуп пятаков на 206 000 руб. меньше той суммы, на которую их начеканили российские монетные дворы.[21]
Но здесь ничего удивительного нет! Так как этот недобор пятаков в казну при их выкупе у населения, как мне видится, объясняется главным образом тем, что при выходе с монетного двора было учтено количество и меншиковских пятаков с надписью «ПЯТЬ КОПЕIКЪ», а уже при подсчёте пятаков при выкупе, количество меншиковских, естественно, не было учтено казной. Вот эта разница в 206 000 руб. и есть приблизительная сумма на которую была начеканена партия полулегальных пятаков «полудержавного властелина». К тому же, в Указе от 8 апреля 1757 г. утверждается, что «сомнение о подвозной (т. е. поступившей из-за рубежа.- А.Ю.) и поддельнной медной монете было напрасное»[22].
ᴥᴥᴥᴥᴥ
Ссылки на литературу:
[1]«Труды Государственного ордена Ленина Исторического Музея». Ч. 7. М., 1980. – С.144;
[2]Там же. – С. 157;
[3]Юхт А. И. «Российские монеты от Петра Великого до Александра I». М., 1994. – С. 27;
[4]Там же. – С. 47;
[5]Там же. – С. 57;
[6]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.». М., 1994. – С. 26;
[7]Там же;
[8]Храменков А. В., Евдокимов Г. С. «Фальшивые пятаки 1727 года иностранной чеканки» / А. В. Храменков, Г. С. Евдокимов // «Международный нумизматический альманах «Монета»». Вып. 6. Вологда, 1999.;
[9]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.». М., 1994. – С. 24;
[10]Там же. – С. 25;
[11]Там же. – С. 26;
[12]Храменков А. В., Евдокимов Г. С. «Фальшивые пятаки 1727 года иностранной чеканки» / А. В. Храменков, Г. С. Евдокимов // «Международный нумизматический альманах «Монета»». Вып. 6. Вологда, 1999;
[13]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.». М., 1994. – С. 27;
[14]Храменков А. В., Евдокимов Г. С. «Фальшивые пятаки 1727 года иностранной чеканки» / А. В. Храменков, Г. С. Евдокимов // «Международный нумизматический альманах «Монета»». Вып. 6. Вологда, 1999. – С. 79;
[15]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.» М., 1994. – С. 21;
[16]Храменков А. В., Евдокимов Г. С. «Фальшивые пятаки 1727 года иностранной чеканки» / А. В. Храменков, Г. С. Евдокимов // «Международный нумизматический альманах «Монета»». Вып. 6. Вологда, 1999. – С. 81;
[17]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.» М., 1994. – С. 28;
[18]Юхт А. И. «Российские монеты от Петра Великого до Александра I». М., 1994. – С. 52–58;
[19]Там же. – С. 100;
[20]Уздеников В. В. «Монеты России 1700–1917 гг.». М., 1994. – С. 37;
[21]Там же. – С. 37;
[22]Там же.
Казбек Темираев